Окатили его из душа как следует, слили воду... ну и прочее. Все равно дрожит, бедняга, как цуцик. Тут кто-то догадался воду потеплее сделать, да одежду с него мокрую снять. Уровень брезгливости у нас к тому моменту уже упал до необходимого уровня, а потому раздевали мы Лешку всей кодлой, скидываясь на цуефа, кому трусы, кому носки, а кто рубашечкой отделался. Мне носки достались.
Закинули мы его шмотье в стиральную машинку на быстрый режим - чтоб и отстирала и отжала. Благо мобильник догадались вытащить. Запоздало, конечно, но тут-то высушить можно, а такую центрифугу как стиральная машина Бош 1999 года его вялый Сименс бы никак не пережил.
Отмыли мы Лешку ( ну, чтоб хотя бы прилипшей блевотины не было), да укутали пледом и положили на диван в зал. Сами тоже в зал ушли - во-первых, пицца кончилась, во-вторых все же боязно было его оставлять, как-никак друг все-таки. Лежит он такой себе в пледике, бледный, скучный, как младенчик. Губы синеют, глаза закатываются и как будто даже не дышит.
Мы ему "Леша-Леша", а Леша, знай себе, хрипит, и вообще как будто на тот свет собирается.
И тут с балкона возвращается Рома-Мешок, курить, он, значит, собака, выходил. И прямо, значит, со всего размаху как сядет на диван, чуть ли едва ли не на Лешу. И вот он, может быть, сука последняя, арап и вообще говно человек, как есть, и мещанин беспартийный, однако, спас он жизнь Леше. Ткнулся он ему своим задом в трениках спортивных куда-то в многострадальный Лешин живот, а у того взяла, да и вылетела из горла креветочка. Вылетела и лежит такая невинная на ковре, будто и не человека только что едва не уморила. А бедняга задышал, как паровоз, запыхтел даже.
Через час Леша , конечно, очнулся. Блажить стал, материться, раздосадованный очень. К репетитору, говорит, ему бежать надо, а то ведь мамка заругает - ему за ту прогулянную четверть еще периодически влетало.
А куда его такого? Морда бледная, одежда мокрая... Ладно, что делать? Одежду мы утюгом просушили. Кармашек, правда, на рубашке прожгли, но там если булавочкой зацепить и рукой придерживать - то вовсе и незаметно вроде, как новая рубашка. Самого Лешку напоили кофием с энергетиком - на цуефа Фрик в магазин сбегал. Леша взбодрился, ожил весь, подобрался, только головой вертеть странно начал и дышать как будто через силу. Говорил - "Время видит". Торопился, наверное.
Снарядили мы Леше в помощь экспедицию - двух самых трезвых, Рому-Мешка и Тоху -Скина, чтоб они, значит, Лешу до дому проводили.
Дальнейшую историю нам рассказал через пару недель уже Леша, но верю я ему как самому себе.
Зашел он, значит, домой, сидит, репетитора ждет. Тут домофон пиликает, тишину нарушает. Он, значит, трубку взял - открыто мол, заходите. Заходит такая, знаете, училочка - ножки тоненькие, ридикюльчик там, с учебниками, может, платьице скромное, ситцевое и личико такое потасканно-аристократическое.
Леша, конечно, честно просидел полтора часа занятия, но, сами понимаете, не впрок - тут дроби не сходятся, там икс сам себе неравен. В общем, впустую прошло занятие, и идти бы той училочке домой к песьей матери - не урок, а расстройство сплошное. Но - усвоен материал или не усвоен, а все одно - пятифон, брат, плати и не хнычь.
Полез тут, значит, Леша в карман за деньгами, что ему мама с собой дала. Ищет в одном кармане - ничего - только мокро. В другом ищет - тоже ничего, мобильник только неработающий (он потом, через два дня ожил, обсох, видать). Сует он, значит, жменю свою загребущую в третий карман, тот, что на задней точке, чует - нащупал что-то, достает и смотрит.
А на ладошке у Леши лежит такая, знаете... креветочка. Заплыла, видать, покуда он в ванной откисал. Тут Леша, конечно, заплатил репетиторше сполна - и на платьице ситцевое и даже в ридикюль немножко.
Ясно дело, Лешка еще недели две на домашнем аресте просидел. Вышел потом во двор. Возмужал даже немножко. И в математике сам разбираться начал - от безысходности видать, потому как училочка та от него отказалась. А вот креветки он с тех пор не кушает, и на пиццу смотрит с подозрением. Видать, не понравилась.